Публицистика

Спрашивайте - не отвечаем

- Pantomime... - прошептал примостившийся рядом со мной корреспондент "Гардиан", разглядывая мрачного спецназовца в малиновом берете, стоявшего возле стеклянного куба с подсудимыми. Вместе с этим рэмбо куб стерегли еще семеро.

Да уж, pantomime. Цирк зажигает огни…

Мест не хватало не только в зале.

- Я не пересяду, - твердо сказала судебному приставу похожая на мышку представительница "потерпевшей стороны", Госимущества. - Это плохая примета!

Пересесть ей пришлось: представители государственного обвинения не умещались за столом.

Примета сработала - в тот день Ходорковский и Лебедев тонким слоем размазали государственное обвинение по их большому столу.

Ходорковский был привычно сух и вежлив: тех, кого Платон Леонидович, легко буравя взглядом пуленепробиваемое стекло, называл "преступной группой", Михаил Борисович величал "уважаемым государственным обвинением". Сути дела это не меняло, - и если бы в Хамовническом суде наблюдалась реальная состязательность сторон, а в стране - закон, то в обеденный перерыв "уважаемому обвинению" следовало бы в полном составе пойти к Москве-реке и утопиться, благо рядом.

Но полковники в синих мундирах только посмеивались, слушая убийственные для своей репутации вещи.

Они могли себе это позволить. Во-первых, у половины из них репутации уже не было. Но и вообще, они могли себе позволить многое…

Могли опоздать почти на час (судья, подсудимые, охрана, адвокаты и битком набитый зал суда - все терпеливо ждали, пока похожий на оперного тенора прокурор Лахтин со товарищи соизволят занять свои места); могли не вставать, обращаясь к суду; могли прерывать речь подсудимых…

В УК РФ ведь нет статей, карающих за хамство? А за идиотизм?

- Моя задача - заполнить лакуны в обвинительном заключении, - говорил Ходорковский.

- Мы возражаем против того, чтобы заполнялись какие-то лакуны! - возвышала голос с места прокурор Гульчахра Ибрагимова.

(Гульчахра открыла личико, и оказалось, что это бандит Абдулла).

- Одну и ту же нефть нельзя похитить пять раз, - терпеливо, как двоечникам, объяснял Ходорковский авторам обвинительного заключения. Обвинение, раздухарившись, вменило ему разом и незаконное право на добычу нефти, и похищенную скваженную жидкость, и похищенную нефть, и снова ее же, опять похищенную, но уже из нефтепровода, а впридачу, до кучи, и присвоенную выручку от продажи…

- От какого способа хищения мне защищаться? - сухо интересовался Ходорковский у представителей обвинения. Группа прокурорских джоконд обоего пола молча улыбалась своими загадочными улыбками.

- Отвечайте! - на втором часу крикнула им, наконец, не выдержав, какая-то женщина из зала, и прекрасная половина прокуратуры криком встречной истерики потребовала удалить ее из зала.

"Липовый" запах пер из каждой страницы обвинительного заключения, и перфекционист Ходорковский - как на лекции, с подготовленными графиками на диапозитивах, - слой за слоем демонстрировал эту липу "городу и миру".

"Мир" в Хамовниках представляли и "Гардиан", и немецкое телевидение, и ВВС, и бог знает кто еще,- город же (Москва) был представлен куда скромнее. Главной теленовостью в России в тот день стал визит Медведева в Хельсинки…

Потому-то разнополая прокурорская группа и могла позволить себе посмеиваться так ехидно.

Родители Ходорковского, сидевшие в двух шагах от прокурора Лахтина, старались не встречаться с ним глазами…

Однажды, впрочем, прокуроры улыбаться перестали - когда подсудимый Лебедев поинтересовался у них: почему в обвинительное заключение не включена сделка с "Сибнефтью"?* Где она среди объектов легализации? Шутка ли, десять миллиардов долларов! Почему не арестованы акции "Сибнефти"? Укрываем краденное?

Синие борцы с преступностью, помрачнев, зажевали этот простой вопрос в восемь желваков.

Вообще, их единственной формой ответа по существу были попытки заткнуть оппонентам рот, и это следует признать верной тактикой не только в их случае: со времен "охоты на НТВ" вертикаль хорошо освоила этот способ доказательства своей правоты.

Но Ходорковский сформулировал с назидательной последовательностью:

- Хотя обвинение ничего объяснять мне не собирается, я всё спрошу!

И подсудимые спрашивали: где в обвинительном заключении зафиксирован факт хищения? ("Я искал два года - не нашел"). Где состав преступления в таком-то эпизоде дела? ("В УК его нет!"). Как можно изъять нефть путем перевода на баланс? ("Скажите мне; ради такого великого научного открытия, хрен с ним, можно и в тюрьме посидеть!") Как можно похитить электронные акции? ("Вот розетка, попробуйте"). Где, наконец, находится упомянутый в обвинительном заключении волшебный "остров Гибралтар"?

Зал смеялся, и все это было бы совсем смешно, кабы не восемь человек конвоя и судебной охраны и не две пары наручников на двери стеклянного "стакана" с подсудимыми; если бы не пожизненная цена происходящего; не родители Ходорковского, пытающиеся разглядеть сына за бликующим стеклом, постаревшие с первого процесса, на котором происходило то же самое…

Или - не то же?

Не знаю.

В конце заседания судья Данилкин, тихий немолодой человек, отклонил все ходатайства подсудимых о разъяснении им сути предъявленных обвинений. Чего там, действительно, непонятного? Всё они понимают, и не надо валять дурака.

Когда он выходил из зала заседаний, в дверном проеме мелькнул висящий на стене судейской комнаты портрет президента РФ Медведева.

Свобода, говорите, лучше, чем несвобода? Really? Ну, вот и посмотрим, тем более что по этому вопросу имеются, кажется, и другие соображения.

Кстати. Висит ли в судейской комнате еще какой-нибудь портрет, кроме медведевского, я сказать не могу, - и мне кажется, что приговор Ходорковскому и Лебедеву в сильнейшей степени зависит именно от этого обстоятельства.

А еще зависит он от человеческого достоинства немолодого судьи Данилкина, оказавшегося вдруг на перепутье новейшей российской истории…